Сказка из Ленинградской коммуналки - Ася Логинова

– Феликс, отстань, – ответила я, когда Юсупов начал отодвигать меня подальше. Тем временем задняя стенка камина опустилась вниз и вперёд выехал старый деревянный ящичек. Я опустилась на колени и подняла его ветхую крышку. В шкатулке меня ждали и потерянные изумрудные серьги, и корсажное украшение, и тиара из горного хрусталя, и несколько колец. – Вот это ты как объяснишь?

– Так, получается, этот гад специально всё здесь спрятал, чтобы мы никогда не нашли, – воодушевлённо произнёс парень, посмотрев мне в глаза. Врёт и не стыдится. – Как ты всё так быстро расследовала? Всегда знал, что ты у меня самая талантливая.

– Ага, именно поэтому женился на государевой племяшке, – хмыкнула я, устало потерев переносицу.

– Дашута, мы обсуждали эту тему уже миллион раз, – ответил Феликс, всплеснув руками. – Ты же знаешь, что так было нужно.

– Было нужно уехать с ней, бросить меня здесь одну в революцию, в войну, а потом через пятьдесят лет вернуться в Питер призраком как ни в чём не бывало! – усмехнулась я и села на скрипучую кровать с синим бархатным покрывалом. – Я тебя приняла, но все твои выходки я терпеть не могу.

– Хорошо, я признаю. Да, это всё устроил я. Да, никакого грабителя не было. Да, кровь на стене искусственная и сделана она по моему личному первоклассному рецепту, – сказал Юсупов и, заправив за ухо свой угольно-чёрный локон страсти, сел рядом со мной. – Но это же чтобы ты приехала, я ради тебя такой спектакль устроил.

– Ты себе хотя бы не ври, – хмыкнула я, взглядом пройдясь по знакомым чертам лица: аристократичный прямой нос, ярко выраженные скулы, заострённые уши и прилизанные волосы. Он точно такой же, как и в те годы, когда жизнь была проще, а трава зеленее. Но даже сейчас моё сердце всё также бьётся чаще от его хитрого взгляда, из-за каждой проделки и лёгкого прикосновения. Я люблю его руки, пускай они теперь и ледяные, люблю его рассуждения, пускай они и далеки от современных реалий, люблю его непосредственные шалости, пускай они и пугают местных жителей. Я люблю его любого – целиком и полностью.

– Я же люблю тебя, как я могу врать, – вскинул брови Юсупов, а я лишь усмехнулась. – Да, я, конечно, хотел привлечь внимание к себе и дворцу, а то про нас уже все давно забыли. Но первой причиной была ты.

– Вот это уже больше похоже на правду, Феликс, – кивнула я и, опустив голову вниз, начала рассматривать узоры на паласе. Надо же, он тоже в этой лазурной комнате обладал этим депрессивным синим оттенком. Смотреть тошно.

– Ты не можешь теперь на меня даже посмотреть из-за этого? – грустно спросил Юсупов и, осторожно взяв меня за кончик подбородка, повернул моё лицо к себе. Опять смотрит своими светло-серыми глазами прямо в душу и проникает в её самые закрытые места. Он и так знает там всё наизусть, но всё равно каждый раз старается найти что-то новое. – Извини, если я сделал тебе неприятно, но это всё было забавы ради.

– За столько лет я привыкла разгребать твои проблемы. Единственное, о чём я действительно жалею, это то, что цацки твоей жены на самом деле никто не украл, – грустно усмехнулась я, промаргиваясь от собравшихся в глазах слёз.

– Как ты поняла, что это всё сделал я сам? – спросил Юсупов и бережно положил свою левую ладонь на оголённый участок шеи, отчего я немного дёрнулась.

– Ты сказал, что прошёл в Мавританскую гостиную, хотя сам рассказывал, мол, отец тебе ещё в детстве запретил в ней находиться, – ответила я, на что Юсупов состроил непонимающее выражение лица. – Это было после того случая, как ты там чуть не убил одного из подданных.

– По-моему, ты помнишь подробности моей жизни куда лучше меня самого, – сказал Феликс и, резко приблизившись ко мне, накрыл своими бледными устами мои. Его язык и губы были неестественно холодными для живого человека, но обыденными для призрака.

Ничего, я уже привыкла делить свою теплоту на нас двоих.

Мне не в тягость приходить в этот Юсуповский дворец только дважды в неделю, и то по ночам, чтобы просто побыть с ним рядом. Я дорожу каждым моментом, который могу разделить с ним. Была бы моя воля, я бы уже переехала сюда. Вы, людишки, можете меня осудить. Сказать, что я являюсь беспросветной дурой, раз простила ему и замужество на другой, и побег, и все неприятности, принесённые им. И что вообще это ненормально – любить несуществующего человека, да и тем более это идёт наперекор моим принципам. Но я смогла полюбить этого парня таким, какой он есть, со всеми тараканами.

Спросите вы меня, любит ли он меня так, как люблю его я? Не знаю. Я единственная девушка за всю его долгую жизнь, с кем он искренне говорил о серьёзных планах, у кого он плакал на плече из-за смерти брата, кому он доверил воспитание своего ненаглядного бульдога и с кем он смеялся без причины, гуляя по нашему ночному Петербургу. Возможно, так выглядит его любовь. А моя любовь к нему заключается в смирении и ожидании. Я всё время закрываю глаза на все его плохие поступки и жду.

Ждала, когда он учился в Лондоне, ждала, когда он женился не на мне, ждала, когда он сбежал в Европу. Сейчас я тоже жду. Но не его, а чуда. Что его губы вновь станут пунцовыми, кожа – тёплой, прикосновения – горячими, а видеть его будут все и он сможет выходить из этого треклятого дворца. Единственное моё желание – я хочу, чтобы он любил меня до конца наших дней и всегда был рядом со мной. Я знаю, что это невозможно и прочая лебеда, но верить в чудо же надо. Без веры даже такие дуры, вроде меня, загнутся.

– Подожди, – отстранилась от Юсупова я, когда услышала с улицы звук проезжающих машин с сиренами. Быстро поднявшись с кровати, я подошла к окну и, отодвинув шторы, увидела, что по улице Декабристов проезжает целая вереница пожарных. – Феликс, мне пора, у меня работа.

– Как всегда, – обречённо вздохнул Юсупов и проводил меня взглядом, пока я окончательно не скрылась за дверьми в гостиную. Сказать, что я ошарашила Толю Державина новостью, что таинственный преступник просто оставил все украшения в соседней спальне, – не сказать ничего. Приходя в себя от удивления, Толян лишь смог мне невнятно объяснить, что сейчас, оказывается, случился крупный пожар в Зимнем дворце и все силы направленны туда.

Через считанные мгновения я оказалась на известной нам всем Дворцовой площади. Людей здесь было много, даже коты и собаки сбежались на шум, так что моё материализовавшееся в толпе тело никто не заметил.

Зимний дворец традиционно относят к стилю елизаветинского барокко, который отличается пышностью, обилием декора и золотой отделки, а также использованием контрастных цветов в оформлении фасадов. Сейчас же всё это великолепие больше напоминало адское кострище. Языки пламени окутывали дворец со всех сторон, часть фасада уже выгорела, а крыша полностью провалилась. Пострадавшие сидели в каретах скорой помощи, плачь детей и взрослых был слышен со всех сторон, а бесстрашные пожарные шли в самое пекло, чтобы помочь выбраться остальным. Картина ужасающая, пробирающая до самых костей. Но было в этом нечто ещё более пугающее и настораживающее: на уцелевшей центральной части фасада огонь не разгорался, а горел пламенем, по форме напоминающим римскую четвёрку.

– Извините, – крикнула мне какая-то девушка, влетев в меня на всей скорости. Она хотела побежать дальше, но, согнувшись в три погибели, сильно закашлялась, будто в её лёгких вовсе отсутствовал кислород.

– Девушка, вам помочь? – обеспокоенно спросила я, приподняв бедняжку за плечи. – Емеля?

– Тебя тут не хватало ещё, –